Дикий медовый месяц рассказ
перевод Л. Володарской
Когда они вышли из магазинчика, под платаном их ждал собственный кучер с фиакром, который они тоже называли своим собственным. Славно! Ах, как славно! Фанни взяла мужа за руку. Все очень славно здесь… за границей. Наверное, он тоже так думает. Но тут Джордж подошел к краю тротуара и, подняв трость, громко крикнул:
Фанни немножко смущалась бесцеремонностью Джорджа, но на него никто не обижался, и Фанни решила, что, вероятно, так и надо. Толстые, добродушные, с вечной улыбкой на лице, кучера откладывали в сторону свои газетки, снимали с лошадей дешевые попоны и выражали полную готовность выполнить любое приказание Джорджа.
— А что если, — подсаживая Фанни, предложил Джордж, — нам выпить чаю в кафе, знаешь, где омары? Тебе нравится?
— Ну конечно! — Фанни ответила не раздумывая ни секунды, а потом, усевшись поудобнее, стала размышлять, почему все, что говорит Джордж, звучит так чудесно.
— Х-хорошо, bien[1], — сказал он и сел рядом с нею. — Alley[2], — весело крикнул он кучеру. И они поехали.
Сначала быстро и легко под золотисто-зелеными платанами, потом по узким улочкам с неистребимым запахом лимона и свежего кофе, мимо фонтана на площади, куда испокон веку женщины с кувшинами приходили набрать воды и немного поболтать, а теперь, примолкнув, глядели им вслед, мимо розовых и белых зонтиков над зелеными столиками с белыми сифонами — к самому морю. Теплый ветерок витал над необозримой синевой, прикоснулся к Джорджу и, едва тронув, не покидал Фанни все время, пока они вглядывались в ослепительно блестящую воду.
— Красиво, правда? — спросил Джордж.
Фанни, витая в облаках, ответила, как отвечала, приехав за границу, раз двадцать за день:
— Подумать и то страшно; совсем одни и так далеко. Некому приказывать: «Идите домой», — или еще что-нибудь, разве мы сами себе что прикажем.
Джордж уже давно не повторял следом: «Страшно!» Однако целовать продолжал по привычке. Сейчас он лишь взял ее руку и, слегка сжимая, сунул к себе в карман.
— В детстве я всегда держал в кармане белую мышку.
— Ты? — переспросила Фанни, живо интересовавшаяся всем, что касалось ее мужа. — Ты любил белых мышей?
— Очень, — сказал Джордж, впрочем, без особой уверенности. Он смотрел в ту сторону, откуда доносилось странное плескание. — Фанни! — воскликнул он. — Там кто-то купается. Видишь? Как же я не знал, что уже можно купаться? Интересно, много я уже пропустил? — Джордж не в силах был оторвать глаз от красноватого лица и рук, высовывавшихся из воды. — Нет, завтра, — пробормотал он, — меня ничто не удержит.
У Фанни упало сердце. Многие годы она слушала рассказы об опасностях, которые таит в себе Средиземное море, и представляла себе его не иначе как смертельной ловушкой — прекрасное изменчивое Средиземное море. И вот она видит его, в кудряшках, с белыми шелковистыми лапками, которые тянуться к прибрежным камням и пугливо прячутся обратно… Однако Фанни еще задолго до свадьбы решила не мешать удовольствиям мужа, поэтому она с видимой беспечностью проговорила:
— Тут, верно, надо быть очень осторожным. Ты как думаешь?
— Не знаю, — сказал Джордж. — О здешних местах какой только чепухи не болтают!
И вот они уже ехали вдоль высокой стены, прячущейся за цветущим гелиотропом, и Фаннин носик потянулся вверх.
— Ах, Джордж, — шепнула она. — Аромат какой! Божественно…
— А на самом верху видно виллу, — заметил Джордж. — Погляди между пальмами.
— Мне кажется, она слишком большая, — не удержалась Фанни, которая с некоторых пор на любой дом смотрела с точки зрения жены и хозяйки.
— Да, если здесь жить, нужна куча слуг, — поддакнул Джордж. — Иначе не справиться. И все-таки здорово! Интересно, кто здесь живет.
Он похлопал по спине кучера, и тот, ленивый и улыбающийся, не имеющий ни о чем ни малейшего представления, ответил, как отвечал всегда в таких случаях, что хозяин виллы — богатый испанец.
— Здесь вообще полно испанцев, — сказал Джордж и замолчал, развалившись на сидении. В конце концов они увидели большой белый, как кость, отель с рестораном, к которому была пристроена небольшая веранда с видом на море, уставленная зонтичными пальмами и столиками. При их появлении с веранды и из отеля выбежали юноши в униформе, чтобы своим показным радушием отрезать им все пути к отступлению.
— Желаете пройти на веранду?
Конечно, они желали. Холеный метрдотель во фраке, удивительно похожий на рыбу, скользнул к ним поближе.
— Пожалуйста, зэр, проходите, зюда. Вот чудезный зтолик, — скороговоркой произносил он, широко открывая рот. — Зпециально для ваз. Зюда, зэр, в уголок. Будьте любезны.
Они следовали за ним с самым скучающим видом, словно всю жизнь их окружали единственно иностранцы.
— Вот, зэр. Тут вам будет удобно, — льстиво изгибался метрдотель, движением фокусника убирая со стола вазу и возвращая ее обратно как бы со свежим букетом.
Однако Джордж продолжал стоять. Он видит их всех насквозь и не желает, чтобы им командовали. А этим только дай волю. Несколько минут он постоял, не вынимая рук из карманов, после чего обратился к Фанни:
— Ты как? Может, в другом месте? Вон там? — Он кивнул на столик в противоположном конце веранды.
Вот что значит бывалый человек! Фанни восторгалась Джорджем, но в глубине души мечтала наконец где-нибудь сесть и не привлекать к себе внимания.
— Мне… мне здесь нравится, — сказала она.
— Ну, что ж… — немного слишком быстро согласился Джордж, потом сел, тоже чуть-чуть быстрее, чем следовало, едва ли не раньше Фанни, и скороговоркой заказал: — Два чая и эклеры с шоколадным кремом.
— Злушаю, зэр, — произнес метрдотель, потом опять открыл и закрыл рот, словно готовясь нырнуть. — Может быть, сначала желаете тозты? У наз очень хорошие тозты, зэр.
— Нет, — резко проговорил Джордж, однако все же обратился к Фанни. — Ты ведь не хочешь тостов, дорогая?
— О нет, Джордж, спасибо, — пролепетала Фанни, мечтая лишь о том, чтобы метрдотель поскорее ушел.
— Пока готовят чай, леди не желает взглянуть на омаров? — продолжал спрашивать метрдотель, гримасничая и крутя салфеткой, как плавником.
Фанни опустила глаза и принялась расстегивать перчатки. Когда через несколько секунд она подняла голову, человек исчез. Джордж снял шляпу, бросил ее в кресло рядом и пригладил волосы.
— Слава богу! — вздохнул он. — Наконец-то ушел. Эти иностранны ужасно надоедливы и ничего не хотят понимать, пока на них не накричишь. Да ты видела. Боже мой! — в голосе Джорджа звучало нечто странное, и, не сочти Фанни это совершенной нелепостью, она бы не усомнилась что он не меньше ее боится метрдотеля. Неожиданно Джордж стал ей еще дороже. Его большие загорелые руки, которые она так хорошо знала, лежали теперь на столе, и Фанни уже хотела обвить их своими и сжать изо всех сил, но, к ее удивлению, Джордж опередил ее. Он наклонился над столом и взял ее руки в свои. — Фанни, милая моя Фанни, — глядя в сторону, прошептал он.
Блаженное мгновение прервалось из-за тоненького треньканья тинг-тинг-тутл-тутл. Кажется, будет музыка, решила Фанни, но сейчас это не имело для нее ни малейшего значения. Ничто не имело значения, кроме ее любви. С ясной улыбкой вглядывалась она в такую же улыбку на милом лице, и, счастливая, она хотела сказать: «Джордж, давай останемся тут… за этим столиком, потому что он замечательный и море тоже замечательное. Давай останемся». Но она ничего не сказала, только глядела на него серьезными глазами.
— Милый, — прервала Фанни затянувшееся молчание, — я хочу спросить тебя о чем-то ужасно важном. Обещай мне ответить. Обещаешь?
Читать онлайн «Медовый месяц: Рассказы»
Автор
Кэтрин Мэнсфилд
Медовый месяц
перевод Л. Володарской
Когда они вышли из магазинчика, под платаном их ждал собственный кучер с фиакром, который они тоже называли своим собственным. Славно! Ах, как славно! Фанни взяла мужа за руку. Все очень славно здесь… за границей. Наверное, он тоже так думает. Но тут Джордж подошел к краю тротуара и, подняв трость, громко крикнул:
Фанни немножко смущалась бесцеремонностью Джорджа, но на него никто не обижался, и Фанни решила, что, вероятно, так и надо. Толстые, добродушные, с вечной улыбкой на лице, кучера откладывали в сторону свои газетки, снимали с лошадей дешевые попоны и выражали полную готовность выполнить любое приказание Джорджа.
— А что если, — подсаживая Фанни, предложил Джордж, — нам выпить чаю в кафе, знаешь, где омары? Тебе нравится?
— Ну конечно! — Фанни ответила не раздумывая ни секунды, а потом, усевшись поудобнее, стала размышлять, почему все, что говорит Джордж, звучит так чудесно.
— Х-хорошо, bien[1], — сказал он и сел рядом с нею. — Alley[2], — весело крикнул он кучеру. И они поехали.
Сначала быстро и легко под золотисто-зелеными платанами, потом по узким улочкам с неистребимым запахом лимона и свежего кофе, мимо фонтана на площади, куда испокон веку женщины с кувшинами приходили набрать воды и немного поболтать, а теперь, примолкнув, глядели им вслед, мимо розовых и белых зонтиков над зелеными столиками с белыми сифонами — к самому морю. Теплый ветерок витал над необозримой синевой, прикоснулся к Джорджу и, едва тронув, не покидал Фанни все время, пока они вглядывались в ослепительно блестящую воду.
— Красиво, правда? — спросил Джордж.
Фанни, витая в облаках, ответила, как отвечала, приехав за границу, раз двадцать за день:
— Подумать и то страшно; совсем одни и так далеко. Некому приказывать: «Идите домой», — или еще что-нибудь, разве мы сами себе что прикажем.
Джордж уже давно не повторял следом: «Страшно!» Однако целовать продолжал по привычке. Сейчас он лишь взял ее руку и, слегка сжимая, сунул к себе в карман.
— В детстве я всегда держал в кармане белую мышку.
— Ты? — переспросила Фанни, живо интересовавшаяся всем, что касалось ее мужа. — Ты любил белых мышей?
— Очень, — сказал Джордж, впрочем, без особой уверенности. Он смотрел в ту сторону, откуда доносилось странное плескание. — Фанни! — воскликнул он. — Там кто-то купается. Видишь? Как же я не знал, что уже можно купаться? Интересно, много я уже пропустил? — Джордж не в силах был оторвать глаз от красноватого лица и рук, высовывавшихся из воды.
У Фанни упало сердце. Многие годы она слушала рассказы об опасностях, которые таит в себе Средиземное море, и представляла себе его не иначе как смертельной ловушкой — прекрасное изменчивое Средиземное море. И вот она видит его, в кудряшках, с белыми шелковистыми лапками, которые тянуться к прибрежным камням и пугливо прячутся обратно… Однако Фанни еще задолго до свадьбы решила не мешать удовольствиям мужа, поэтому она с видимой беспечностью проговорила:
— Тут, верно, надо быть очень осторожным. Ты как думаешь?
— Не знаю, — сказал Джордж. — О здешних местах какой только чепухи не болтают!
И вот они уже ехали вдоль высокой стены, прячущейся за цветущим гелиотропом, и Фаннин носик потянулся вверх.
— Ах, Джордж, — шепнула она. — Аромат какой! Божественно…
— А на самом верху видно виллу, — заметил Джордж. — Погляди между пальмами.
— Мне кажется, она слишком большая, — не удержалась Фанни, которая с некоторых пор на любой дом смотрела с точки зрения жены и хозяйки.
— Да, если здесь жить, нужна куча слуг, — поддакнул Джордж. — Иначе не справиться. И все-таки здорово! Интересно, кто здесь живет.
Он похлопал по спине кучера, и тот, ленивый и улыбающийся, не имеющий ни о чем ни малейшего представления, ответил, как отвечал всегда в таких случаях, что хозяин виллы — богатый испанец.
— Здесь вообще полно испанцев, — сказал Джордж и замолчал, развалившись на сидении. В конце концов они увидели большой белый, как кость, отель с рестораном, к которому была пристроена небольшая веранда с видом на море, уставленная зонтичными пальмами и столиками. При их появлении с веранды и из отеля выбежали юноши в униформе, чтобы своим показным радушием отрезать им все пути к отступлению.
— Желаете пройти на веранду?
Конечно, они желали. Холеный метрдотель во фраке, удивительно похожий на рыбу, скользнул к ним поближе.
Рассказ одного портного о настоящей любви. Медовый месяц
Мудрый и с юмором рассказ про жизнь и любовь!
Если бы у Коли и Оли спросили в тот день: «Какой самый короткий месяц в году?», — они бы не задумываясь ответили: «Медовый». В тот день Коля точно знал, что его жена — самая красивая женщина в мире, Оля точно знала, что ее муж — самый благородный и умный мужчина…
Мудрый и с юмором рассказ про жизнь и любовь!
Если бы у Коли и Оли спросили в тот день: «Какой самый короткий месяц в году?», — они бы не задумываясь ответили: «Медовый». Только через четыре месяца после его начала, когда у Оли наконец впервые возникла потребность в платье (во всяком случае, в выходном), они с Колей вышли из своей комнаты в общежитии, держа в руках отрез крепдешина, купленный молодым на свадьбу в складчину всеми студентами и преподавателями родного техникума, и направились к дамскому портному Перельмутеру.
В тот день Коля точно знал, что его жена — самая красивая женщина в мире, Оля точно знала, что ее муж — самый благородный и умный мужчина, и оба они совершенно не знали дамского портного Перельмутера, поэтому не задумываясь нажали кнопку его дверного звонка.
— А-а. — закричал портной, открывая им дверь. — Ну наконец-то! — закричал этот портной, похожий на композитора Людвига ван Бетховена, каким гениального музыканта рисуют на портретах в тот период его жизни, когда он сильно постарел, немного сошел с ума и сам уже оглох от своей музыки.
— Ты видишь, Римма? — продолжал Перельмутер, обращаясь к кому-то в глубине квартиры. — Между прочим, это клиенты! И они все-таки пришли! А ты мне еще говорила, что после того, как я четыре года назад сшил домашний капот для мадам Лисогорской, ко мне уже не придет ни один здравомыслящий человек!
— Мы к вам по поводу платья, — начал Коля. — Нам сказали…
— Слышишь, Римма?! — перебил его Перельмутер. — Им сказали, что по поводу платья — это ко мне. Ну слава тебе, Господи! Значит, есть еще на земле нормальные люди. А то я уже думал, что все посходили с ума. Только и слышно вокруг: «Карден!», «Диор!», «Лагерфельд!»… Кто такой этот Лагерфельд, я вас спрашиваю? — кипятился портной, наступая на Колю. — Подумаешь, он одевает английскую королеву! Нет, пожалуйста, если вы хотите, чтобы ваша жена в ее юном возрасте выглядела так же, как выглядит сейчас английская королева, можете пойти к Лагерфельду.
— Мы не можем пойти к Лагерфельду, — успокоил портного Коля.
— Так это ваше большое счастье! — в свою очередь успокоил его портной.
— Потому что, в отличие от Лагерфельда, я таки действительно могу сделать из вашей жены королеву. И не какую-нибудь там английскую! А настоящую королеву красоты! Ну а теперь за работу… Но вначале последний вопрос: вы вообще знаете, что такое платье? Молчите! Можете не отвечать. Сейчас вы мне скажете: рюшечки, оборочки, вытачки… Ерунда! Это как раз может и Лагерфельд. Платье — это совершенно другое.
Платье, молодой человек, это прежде всего кусок материи, созданный для того, чтобы закрыть у женщины все, на чем мы проигрываем, и открыть у нее все, на чем мы выигрываем. Понимаете мою мысль?
Допустим, у дамы красивые ноги. Значит, мы шьем ей что-нибудь очень короткое и таким образом выигрываем на ногах. Или, допустим, у нее некрасивые ноги, но красивый бюст. Тогда мы шьем ей что-нибудь длинное. То есть закрываем ей ноги. Зато открываем бюст, подчеркиваем его и выигрываем уже на бюсте. И так до бесконечности… Ну, в данном случае, — портной внимательно посмотрел на Олю, — в данном случае, я думаю, мы вообще ничего открывать не будем, а будем, наоборот, шить что-нибудь очень строгое, абсолютно закрытое от самой шеи и до ступней ног!
— То есть как это «абсолютно закрытое»? — опешил Коля. — А… на чем же мы тогда будем выигрывать?
— На расцветке! — радостно воскликнул портной. — Эти малиновые попугайчики на зеленом фоне, которых вы мне принесли, по-моему, очень симпатичные! — И, схватив свой портняжный метр, он начал ловко обмерять Олю, что-то записывая в блокнот.
— Нет, подождите, — сказал Коля, — что-то я не совсем понимаю. Вы что же, считаете, что в данном случае мы уже вообще ничего не можем открыть? А вот, например, ноги… Чем они вам не нравятся? Они что, по-вашему, слишком тонкие или слишком толстые?
— При чем здесь… — ответил портной, не отрываясь от работы. — Разве тут в этом дело? Ноги могут быть тонкие, могут быть толстые. В конце концов, у разных женщин бывают разные ноги. И это хорошо! Хуже, когда они разные у одной…
— Что-что-что? — опешил Коля.
— Может, уйдем отсюда, а? — спросила у него Оля.
— Нет, подожди, — остановил ее супруг. — Что это вы такое говорите, уважаемый? Как это — разные?! Где?!
— А вы присмотритесь, — сказал портной. — Неужели вы не видите, что правая нога у вашей очаровательной жены значительно более массивная, чем левая. Она… более мускулистая…
— Действительно, — присмотрелся Коля. — Что это значит, Ольга? Почему ты мне об этом ничего не говорила?
— А что тут было говорить? — засмущалась та. — Просто в школе я много прыгала в высоту. Отстаивала спортивную честь класса. А правая нога у меня толчковая.
— Ну вот! — торжествующе вскричал портной. — А я о чем говорю! Левая нога у нее нормальная. Человеческая. А правая — это же явно видно, что она у нее толчковая. Нет! Этот дефект нужно обязательно закрывать.
— Ну допустим, — сказал Коля. — А бюст?
— Что — тоже? Почему? Мне, наоборот, кажется, что на ее бюсте мы можем в данном случае… это… как вы там говорите, сильно выиграть… Так что я совершенно не понимаю, почему бы нам его не открыть?
— Видите ли, молодой человек, — сказал Перельмутер, — если бы на моем месте был не портной, а, например, скульптор, то на ваш вопрос он бы ответил так: прежде чем открыть какой-либо бюст, его нужно как минимум установить. Думаю, что в данном случае мы с вами имеем ту же проблему. Да вы не расстраивайтесь!
Подумаешь, бюст! Верьте в силу человеческого воображения! Стоит нам правильно задрапировать тканью даже то, что мы имеем сейчас, — и воображение мужчин легко дорисует под этой тканью такое, чего мать-природа при всем своем могуществе создать не в силах. И это относится не только к бюсту. Взять, например, ее лицо. Мне, между прочим, всегда было очень обидно, что такое изобретение древних восточных модельеров, как паранджа…
— Так вы что, предлагаете надеть на нее еще и паранджу? — испугался Коля.
— Я этого не говорил…
— Коля, — сказала Оля, — давай все-таки уйдем.
— Да стой ты уже! — оборвал ее муж. — Должен же я, в конце концов, разобраться… Послушайте… э… не знаю вашего имени-отчества… ну, с бюстом вы меня убедили… Да я и сам теперь вижу… А вот что если нам попробовать выиграть ну, скажем, на ее бедрах?
— То есть как? — заинтересовался портной. — Вы что же, предлагаете их открыть?
— Ну зачем, можно же, как вы там говорите, подчеркнуть… Сделать какую-нибудь вытачку…
— Это можно, — согласился портной. — Только сначала вы мне подчеркнете, где вы видите у нее бедра, а уже потом я ей на этом месте сделаю вытачку. И вообще, молодой человек, перестаньте морочить мне голову своими дурацкими советами! Вы свое дело уже сделали. Вы женились. Значит, вы и так считаете свою жену самой главной красавицей в мире. Теперь моя задача — убедить в этом еще хотя бы нескольких человек. Да и вы, барышня, тоже — «пойдем отсюда, пойдем»! Хотите быть красивой — терпите! Все. На сегодня работа закончена. Примерка через четыре дня.
Через четыре дня портной Перельмутер встретил Колю и Олю прямо на лестнице. Глаза его сверкали.
— Поздравляю вас, молодые люди! — закричал он. — Я не спал три ночи. Но, знаете, я таки понял, на чем в данном случае мы будем выигрывать. Кроме расцветки, естественно. Действительно на ногах! Да, не на всех. Правая нога у нас, конечно, толчковая, но левая-то — нормальная. Человеческая! Поэтому я предлагаю разрез. По левой стороне. От середины так называемого бедра до самого пола. Понимаете?
А теперь представляете картину: солнечный день, вы с женой идете по улице. На ней новое платье с разрезом от Перельмутера. И все радуются! Окружающие — потому что они видят роскошную левую ногу вашей супруги, а вы — потому что при этом они не видят ее менее эффектную правую! По-моему, гениально!
— Наверное… — кисло согласился Коля.
— Слышишь, Римма! — закричал портной в глубину квартиры. — И он еще сомневается.
Через несколько дней Оля пришла забирать свое платье уже без Коли.
— А где же ваш достойный супруг? — спросил Перельмутер.
— Мы расстались… — всхлипнула Оля. — Оказывается, Коля не ожидал, что у меня такое количество недостатков.
— Ах вот оно что. — сказал портной, приглашая ее войти. — Ну и прекрасно, — сказал этот портной, помогая ей застегнуть действительно очень красивое и очень идущее ей платье. — Между прочим, мне этот ваш бывший супруг сразу не понравился. У нас, дамских портных, на этот счет намётанный глаз. Подумаешь, недостатки!
Вам же сейчас, наверное, нет восемнадцати. Так вот, не попрыгаете годик-другой в высоту — и обе ноги у вас станут совершенно одинаковыми. А бедра и бюст… При наличии в нашем городе рынка «Привоз»… В общем, поверьте мне, через какое-то время вам еще придется придумывать себе недостатки. Потому что, если говорить откровенно, мы, мужчины, женскими достоинствами только любуемся. А любим мы вас… я даже не знаю за что. Может быть, как раз за недостатки. У моей Риммы, например, их было огромное количество. Наверное, поэтому я и сейчас люблю ее так же, как и в первый день знакомства, хотя ее уже десять лет как нету на этом свете.
— Как это нету? — изумилась Оля. — А с кем же это вы тогда все время разговариваете?
Читать “Медовый месяц с незнакомцем”
Медовый месяц с незнакомцем
Глава 1
– Сынок? Я знаю, еще очень рано, но я должен поговорить с тобой. Приходи ко мне. Тридцатилетний Стефано сел в кровати. Его удивил звонок от отца в половине шестого утра. Но отцовская просьба удивила его еще сильнее.
– Я приду как можно скорее.
Стефано знал, что страдания не дадут отцу уснуть. Хотя всю прошлую неделю во дворце вообще никто не спал. Альберто – обожаемого младшего брата Стефано, родительского любимчика и наследника престола – похоронили вчера. Ему было всего двадцать восемь лет.
Двадцатисемилетняя сестра Стефано Карла и ее муж Дино, а также двое их детей тоже страдали из-за потери замечательного брата и дядюшки. Теперь она займет трон и станет королевой, как только их отец умрет или отойдет от дел.
Стефано никогда не будет править.
После того как ему исполнилось восемнадцать лет, он упросил своих родителей освободить его от королевских обязанностей на всю оставшуюся жизнь: Стефано получил такое освобождение указом парламента. С тех пор он больше не был наследным принцем, но любил свою семью, и близкие любили его. Они все собрались вместе, когда случилась эта неожиданная трагедия.
После смерти Альберто их мать постарела на двадцать лет и почти все время лежала после погребения своего второго сына. Его похороны подорвали ее здоровье.
Стефано старался смириться с потерей и был вынужден признать тот факт, что теперь он – единственный сын короля Базилио. Хотя отец будет все больше полагаться на Карлу, ему необходима поддержка Стефано. Он догадался, что именно поэтому отец вызвал его к себе так рано. Встав с постели, Стефано принял душ и оделся.
Вскоре он вошел в уединенную гостиную своих родителей в северном крыле дворца. Скорбящий король отвернулся от камина и посмотрел на Стефано:
– Спасибо, что пришел, Стефано. Твоя мать по-прежнему в постели, она так и не смирилась с горем.
– Как и ты, папа. – Стефано обнял его. Было невозможно привыкнуть к тому, что Альберто погиб в автокатастрофе неделю назад.
Стефано, окончивший Горный университет Колорадо в США, в то время был в Канаде, где осматривал один из золотоносных рудников Казале.
Казале – старинная семья, появившаяся еще во времена становления Италии. Все казалось каким-то нереальным, пока Стефано не вернулся домой в королевство Умбриано, расположенное в Альпах. Отец встретил его у трапа королевского самолета, и они отправились опознавать тело Альберто.
Вчерашние государственные похороны в базилике Умбриано под патронажем кардинала, произнесшего речь, стали большой данью Альберто – любимому сыну, которого уважали подданные. На похоронах присутствовали высокопоставленные лица из многих стран, включая королевскую семью из Домодоссолы, граничащей с Францией, Швейцарией и Италией.
Стефано никогда не забыть унылое выражение лица невесты Альберто – принцессы Ланцы Россиано из Домодоссолы – под черной прозрачной вуалью. Он встречал жертв войны во время своей службы в армии на Ближнем Востоке, у которых были такие же растерянные лица.
Двадцатидвухлетняя дочь короля Виктора-Эммануила из Домодоссолы была помолвлена с Альберто год назад. Им предстояло пожениться на Новый год, и теперь ее семья была опустошена.
Стефано, который редко приезжал в страну из-за своего бизнеса, не виделся с королем Виктором с самого детства, когда обе семьи собирались вместе. Встретив старых знакомых на похоронах, он испытал шок, увидев, как повзрослели три королевские дочери. Видя их скорбь, Стефано до конца не осознал, насколько ужасной была для них эта новость. Он сам еще не до конца поверил в то, что Альберто мертв.
– Сядь. Нам надо поговорить.
Судя по всему, отец хочет, чтобы Стефано какое-то время оставался дома, но это будет невозможно, потому что он очень занят новым проектом по добыче золота в Кении. Он должен прилететь туда послезавтра и увидеть новый способ обработки золота, который принесет гораздо больше прибыли. И вероятно, этот способ будет применяться на всех его золотых приисках. Он пробудет в Кении минимум шесть недель.
Зажав руки между ног, Стефано закрыл глаза, зная, что сейчас отцу требуется его поддержка. Ему было любопытно, о чем хочет поговорить король.
– Свадьба с принцессой Ланцей должна состояться, как и планировалось. После смерти Альберто мы с твоей матерью говорим только об этом. Крайне важно, чтобы ты занял место своего брата.
Стефано поднял голову:
– Я знаю, ты шокирован.
Стефано вскочил на ноги.
Простонав, Стефано подошел к окнам со средником с видом на дворцовую усадьбу с заснеженными вершинами Альп вдали. По его напряженному телу пробежала ледяная дрожь.
– Наши страны должны укрепиться и нарастить ресурсы обоих королевств. Такое слияние произойдет только в том случае, если ты женишься на принцессе Ланце.
Стефано развернулся и стиснул зубы.
– Много лет назад ты дал мне полную свободу указом парламента. Я больше не наследный принц.
– Этот указ можно отменить.
– Я уже все разузнал. Из-за масштабности трагедии и стремления объединить две страны мои советники сообщили мне, что парламент немедленно восстановит тебя в статусе наследного принца.
Стефано не верил своим ушам.
– Даже если это возможно, неужели ты попросишь меня жениться на принцессе Ланце? Я не встречался с ней с тех пор, как она была маленькой девочкой. И я на семь лет старше ее.
– Это небольшая разница в возрасте. Стефано попытался успокоиться.
– Она нравилась Альберто. Я не могу этого сделать, папа. Сейчас я занимаюсь разработкой прибыльных золотых приисков, чтобы помочь нашей стране разбогатеть. Нам не нужна древесина из Домодоссолы!
Отец покачал головой:
– Дело не только в деньгах. Мы с Виктором мечтали породниться с тех пор, как оба стали родителями будущих королей и королев.
– Но это не моя мечта, папа, – сказал Стефано, стараясь сдержать гнев. – Извини, но я не могу сделать то, о чем ты просишь.
– Даже в память о своем брате?
Стефано не заметил, как его мать в халате вошла в гостиную.
– О чем ты говоришь, мама?
– Это связано со священной клятвой, которую твой брат дал принцессе Ланце год назад. Она выросла как будущая невеста Альберто. В прошлом году ее жизнь изменилась, потому что она надела обручальное кольцо нашей семьи. Все это время она сохраняла верность своему слову и готовилась к свадьбе.
Стефано покачал головой:
– Никто не мог предвидеть эту трагедию. Сейчас все изменилось.
– За исключением одной вещи, о которой мы с твоим отцом никогда не говорили, потому что думали, что это не потребуется.
Сердце Стефано забилось чаще.
– Что ты имеешь в виду?
– В тот день, когда тебе исполнилось восемнадцать, твой брат пришел к нам. Он хотел сделать тебе подарок, которого ты ждал больше всего на свете.
– Тогда позволь мне объяснить. Ты никогда не хотел быть наследным принцем. Ты откровенно заявил об этом, как только достаточно повзрослел. Альберто обожал тебя и поклонялся тебе. Когда
